«Добрый день жена Нюра, Боря, Миша. Я шлю вам свой пламенный привет… Я знаю, что вам очень тяжело без меня, но война оторвала меня от вас и от мирного труда. Привет моим товарищам. Привет маме»… (Здесь и далее в цитатах из писем Николая Мартынова сохранены все авторские знаки и орфография).

…Сколько таких писем написано фронтовиками под свист пуль или в моменты боевого затишья, пропитанных запахом дыма и даже хранящих следы огненных сражений – рваными ранами на некоторых выжжены кусочки, превратив в пепел буквы и слова и навсегда унеся их в вечность… Или размыты упавшей на бумагу слезой… Сколько их, написанных на обрывках бумаг, но обязательно аккуратно сложенных треуголками, «спешило» с линии фронта, откуда «наши родненькие солдатики» торопились черкнуть пару строк – живы ли. Да узнать – дома-то как…

…Фронтовой историей увельчанина Николая Пименовича Мартынова из Петровского, погибшего в боях за Сталинград, стали последние его 8 писем домой, которые передал как семейную реликвию его сын Михаил в районный музей. Сегодня нет уже в живых и самого потомка фронтовика, неизвестным осталось и место захоронения героя войны. Но эти фронтовые документы навечно будут уроками мужества и непоколебимой стойкости советских солдат в борьбе за свободу Родины. И примером семейных ценностей.

«В Военном зале музея экспонируется немало подобных документов в виде фронтовых писем, также переданных родными и близкими воевавших увельчан. Десятилетия, конечно же, оставили свой след на этих треуголках: пожелтевшая бумага, размытые строчки, нечитаемые фразы, а кое-где местами родные фронтовиков уже сами пытались дописать истертые временем буквы, чтобы хоть как-то восстановить содержание писем и сохранить их. В основном это сохранившиеся в семейных архивах увельчан по одному-два писем их фронтовиков. Треуголки Николая Мартынова – единственный на сегодня в музее экспонат, содержащий от первого до последнего писем, которые он отправил с фронта домой. Чтобы сохранить такие документы на долгие годы, мы расшифровали каждый из них и перевели в электронный и печатный варианты», – говорит директор музея Зоя Овчинникова.

О житье-бытье справлялся каждый раз старшина Мартынов, когда улучал минуту-другую, чтобы черкнуть несколько строк домой. В и каждом – беспокойство о доме, о семье: как огород, как дети, помогают ли, жива ли телка, овцы, устроилась ли жена завод и как добралась из Челябинска:

              «…Я думал как ты Нюра доехала до дому, хлеба у тебя не было и билетов. Билеты продают только командировочным вот меня и беспокоит этот вопрос… Я очень боялся, что тебя задержат»…

Всегда – пожелания сыновьям учиться хорошо. И даже – некая забота его, защитника, находящегося вдали за сотни километров:

       «…Нюра пиши как кто тебя обижает и кто тебе помогает».

Радость принесло фронтовику письмо сына – удалось семье муку выменять на картошку. И не сдержался поделиться Николай нахлынувшими воспоминаниями об этой самой картошке: 

            «…Да я пишу это письмо и думаю поел бы этой картошки, как я ел дома печенки… Живу и вспоминаю, как мы дома вечерами всей семьей кушали картофель. Пока. До-свидания Коля».

А о себе – всегда скромно: жив-здоров, питание хорошее, к суровой военной жизни привык. Иногда дописывал, где сейчас находится их часть, с продвижением которой к линии фронта, к местам боевых сражений за Сталинград, меняется и содержание писем – все больше старается, словно успеть, что-то досказать:

      «Я Нюра на передовой линии фронта… В 87 танковой бригаде отдельного танкового батальона 3 роты. Участвовал в боях под Воронежем. На Западном направлении… Сегодня едем в бой, если буду жив напишу письмо»…

И с этого письма от 9 августа, за полтора месяца до своей гибели, эта фраза «если буду жив» вторит, словно предчувствие о неминуемом конце:   

           «Я пока жив и здоров на сегодня, но ежеминутно жизнь смерть ими решена… Очень трудно и даже не возможно спастись от пролетевший пули, снаряда и мины... Если буду жив буду дома. А пока война идет во всю. Льется кровь … людей»...

«Я вернулся из боя здоров, а товарища моего убило. Нюра мы были в окружении, я ходил в разведку. Сейчас находимся на Брянском направлении поселок Большое. Но у нас позиции меняются. Мы боремся здесь на полях боя за Родину, за Сталина вперед»…

В предпоследнем письме, от 10 сентября 1942 года, за 10 дней до гибели, вновь справился Николай – получила ли семья высланные им 400 рублей. И сообщил родным – он на защите Сталинграда. А чуть позже пришли домой его последние строки:

         «…Знаешь война может я буду убит или приду домой калекой»…

И все. Спустя время Нюра получила почтовую карточку лейтенанта Долгопят, где он сообщил о геройской гибели ее супруга в ожесточенных сражениях за Сталинград… С надеждой об освобождении Родины и с надеждой на возвращение домой – как и миллионы других наших бойцов, кому так и не довелось больше никогда увидеть родных. Только в Сталинградской битве, согласно районной книги Памяти, участвовали 512 воинов-увельчан. Пали смертью храбрых под Сталинградом 129 воинов-земляков, 24 пропали без вести, 38 умерли от ран. В свой последний бой Николай Мартынов отправился 20 сентября 1942 года…

Капитан Орлов, сослуживец Николая Мартынова, в своем письме вдове фронтовика добавил теплые слова: «Николай был хорошим, бесстрашным воином страны Советов и память о нем будет вечно жить в наших сердцах». И как клятву – добавил: «За его смерть мы жестоко мстим проклятым фашистам».