Вот уже много десятилетий весенний календарь хранит памятную для поколения людей военного времени дату – международный день освобождения узников фашистских концлагерей…

Тревожная дата, наполненная горем и отчаянием, страхом и бессилием, сопряженная с тяжелыми воспоминаниями, которые всю жизнь осколком режут сердца очевидцев тех страшных событий, комом сжимают дыхание, леденят душу. И слезами сковывают каждое слово…

…Еще по дороге к Вере Ивановне я мысленно подбирала слова для будущего разговора, тяжелого для нее: и возраст дает о себе знать – почитай, уже 89-й день рождения справила, и здоровье подводит. И встретила-то она нас с тонометром в руках, посетовав – сломался. Пока  разбирались, что можно сделать, Вера Ивановна, заулыбавшись, с прищуром глаз, присела к столу посреди комнаты и завела разговор о своем замужестве, добавив: «Тут целая комедия вышла!»

Проблески девичьей бойкости отразились в ее взгляде – настолько увлеченно она рассказывала: как отказ подруге в платье спровоцировал подружку очернить Веру в глазах ее парня, как отрекся от нее любимый, как в сердцах приняла предложение другого, служившего в ее родных краях «уральского самоцвета», – так она и звала своего супруга потом. И как непросто жилось в доме мачехи мужа в родной его деревне Андреевка ей, почти-то москвичке –  родом она из Подмосковья. Много рассказывала моя собеседница о своем замужестве, а потом вдруг как-то неожиданно завела разговор о детстве.

– У мамы нас было двое до войны, а после еще пять народилось. Я старшая. Когда немцы нас угнали, отец лежал в больнице в Москве – он инвалид был. К нам в деревню три дня приходили немцы – постреляют уток, поросят, уйдут. А потом пришли два полицая и сказали собираться к утру… И утром погнали… От нашей деревни Мухино пешком шли до Можайска километров 30. Всю деревню согнали, закрыли нас в большой церкви. Там мы больше двух месяцев провели. Мне 8 лет было…

Неловко утирая слезы, Вера Ивановна вспоминает о скудной еде, которой кормили пленных: привезут, говорит, немцы мороженной капусты – октябрь был на дворе, а потом и вовсе кормить перестали. Спасали сухари, припрятанные бабушкой и дедушкой, давали детям по кусочку утром и вечером…

– А слухи ходили среди пленных, что собирались немцы нас дальше отправить, в концлагерь, наверное. Поговаривали, что там у узников кровь выкачивали… И это было самое страшное – что заберут… Но успели нас наши освободить, – рассказывает Вера Ивановна, показывая свое удостоверение: «Бывшие несовершеннолетние узники фашистских концлагерей Гетто и других мест принудительного содержания, созданных фашистами в период второй мировой войны».

Возвращение в родную деревню было со слезами на глазах – и от радости, что в живых остались, и что кто-то лишился родного крова – отступая, говорит, немцы сожгли почти всю деревню… Но горе селяне делили пополам: кто мог – приютил у себя земляков. Следы немецких захватчиков еще долго жители Мухино находили на родной земле: на глазах маленькой Веры, повзрослевшей вмиг, как и многие дети войны, на минах подорвались подружка и паренек…

Спустя годы Вера Ивановна сохранила свой стальной характер, закаленный в пламени военных лет. До сих пор интересуется политикой, смотрит теленовости, давняя подписчица «Настроения», совсем недавно не стала выписывать – глаза подводят. С любовью заботиться о соседском котике, зимующем у нее весь холодный сезон – пока не вернуться хозяева. С радостью встречает внуков и правнуков – у всех помнит дни рождения. И всегда радуется Дню Победы, помнит его в 45-м – босиком по деревне бежали на митинг, красный флаг водрузили… С верой, что война закончилась… С верой, чтоб никогда не повторилась…